про буратинуЧота я в последнее время довольно часто стала натыкаться на разные инет-статьи, в которых бранят совеццкую детскую литературу: мало того что она была насквозь пропагандистская, так еще и лучшие ее образцы были нагло сплагиачены у буржуинов и сильно уступают оригиналам в качестве. Вот там Волков у нас, например, плагиатил, и Толстой, и Чуковский "Айболита" спер, и даже Лазаря Лагина обвинили в воровстве, потому что похожий на "Старика Хоттабыча" сюжет встречался некогда у Энсти, повесть "Медный кувшин" которого не читали, похоже, даже сами обвинители, потому что если бы они ее читали, то знали бы, что у Лагина с Энсти из общего только завязка сюжета - современный человек (у Энсти - викторианский такой архитектор Гораций, а у Лагина пионер - всем ребятам пример - чувствуете разницу) находит кувшин с замшелым джинном и использует джинновские способности в меру своего разумения, при этом завязку эту оба позаимствовали из арабской сказки. Наследники Шахерезады могут обращаться в суд.
Но если Лагина обвиняли в общем-то несправедливо и огульно, то к Волкову и Толстому претензии можно предъявить несколько более серьезные. Таки да, частично позаимствовали сюжеты зарубежных аналогов, тут не поспоришь, однако насчет второго обвинения - обвинения в хреновом качестве отечественных опусов - можно кой-чего возразить, хотя это и будет по большей части сугубое ИМХО
Начну я, пожалуй, издалека и с личных впечатлений. Читать я начала довольно рано, и со столпами детской литературы типа "Волшебника Изумрудного города" с сиквелами и "Золотого ключика" ознакомилась годам к семи-восьми. Мне о ту пору упомянутые тексты, надо сказать, шибко нравились. С зарубежными вариантами я ознакомилась тоже в детском еще возрасте, но позже - лет в одиннадцать или двенадцать, и они на меня произвели довольно унылое впечатление. Может, свою роль тут сыграло то, что сначала я прочитала отечественные вариации на тему - не знаю - но сказки Баума показались мне невнятным нагромождением не пойми чего, а "Пиноккио" - историей о пацане-садисте, которую лучше не читать на ночь. Надо сказать, что, сравнивая труды Баума и Волкова, я буду говорить исключительно о "сиквелах": самое первое произведение в серии у обоих одинаково за исключением незначительных деталей, и в данном случае правомерно действительно говорить о пересказе оригинального текста Волковым, а вот с остальными ситуация куда более интересная. В детстве меня главным образом подкупало то, что у Волкова все логично и понятно: понятна география мира и его законы, понятны мотивы героев, понятны их цели, даже злодеи ведут себя довольно адекватно и откровенной крезанутостью не страдают. А вот у Баума все немного не так. Начнем с того, что карту его мира хрен нарисуешь: куча всяких государств, которые возникают в одной книге, чтобы пропасть в следующей, куча всяких мест, через которые герои чешут к Изумрудному городу, где их ожидает грандиозная гулянка, описание которой занимает страниц этак тридцать, и при этом автор не потрудился свести все это в единую и непротиворечивую систему. Сюжетные выверты в поздних книгах тоже удивляют: поиск подарка на день рождения Озме (она на самом деле несчастный мальчик Тип, которому тащем-то насильственно сделали операцию по смене пола) как двигатель сюжета в "Волшебстве страны Оз", путь Дороти хз куда (сначала она вроде как заблудилась, а потом, оказывается, подалась на день рождения к Озме) в компании Лохматого, тормозного перца по имени Серебряная Пуговка и Многоцветки с радуги, в течение которого происходит много разных интересных событий: спутникам Дороти приставляют головы разных животных взамен их собственных, они встречаются с человеком-органом и чуваками с приставными головами (да, у Баума пунктик насчет голов) в "Путешествии в страну Оз" ну и так далее. Как по мне, так противостояние арзаков с менвитами или борьба пожавших плоды цивилизации марранов с жителями Изумрудного города и сопредельных стран выглядят понятнее и логичнее. Антагонисты у Баума мне в детстве тоже казались странными: принцесса Лангвидер с дофига голов (и тут головы), желавшая добавить голову Дороти в свою коллекцию, гномег, превращавший положительных героев одного за другим в неодушевленные предметы, феминистка всея страны Оз Джинджер ну и тому подобные субъекты, тысячи их. От всей этой компании, ИМХО, веяло легким духом неадеквата и маниакально-депрессивного психоза. У Волкова все было куда проще, видимо, по сей причине в детстве его творения мне нравились больше оригинальных американских.
"Пиноккио" мне тоже нравился куда меньше "Золотого ключика". Наверное, даже так: Пиноккио мне нравился куда меньше Буратино, потому что Пиноккио мне казался довольно недобрым маленьким хреном, и действия, которые он совершал, Буратино и в страшном сне не могли присниться (ну там, например, убиение Сверчка, произведение травматической ампуатции лапы Коту, офигачивание какого-то пацана книжкой, по-моему, по голове так, что пацан чуть не помер), а в финале Пиноккио из злобного маленького хрена превращался в унылого маленького хрена. Упомянутая метаморфоза, кстати, является одним из принципиальных аргументов нелюбителей отечественных пересказов: дескать, Пиноккио растет над собой, и из деревянной куклы превращается в сознательного человека, а Буратино как был поленом, так и остался, потому что он продукт тоталитарной культуры.
В одиннадцатилетнем возрасте жестокие поступки Пиноккио, запутанный сюжет, полный христианских аллюзий, и растворенная в тексте лошадиная доза морали меня, понятно, отпугивали, Буратино был ближе и понятнее, и книжка Коллоди о ту пору была мною воспринята уж чересчур плохо, как абсолютное УГ, которым она, понятно, ни разу не являлась. Цель, которую ставил перед собой Коллоди, в общем-то была ясна: история о Пиноккио - это история становления человека; пока он совершает ошибки, делает злые дела, расстраивает родителей, врет - он не человек, а так, деревяшка, а вот когда он от всех этих пороков избавится - тогда только и получит право причислять себя к людям. У Толстого всей этой морали в принципе нет: Буратино изначально не зол и не испорчен, его ошибки не непростительны, его шалости в целом безобидны, и борется он не за то, чтобы стать человеком, а за свободу самовыражения. У Коллоди аналог Карабаса-Барабаса - Манджафоко - фигура проходная, у Толстого он превращается в главного антагониста, потому что как раз он свободу творчества вместе с самовыражением и ограничивает. Если текст Коллоди перенасыщен библейскими аллюзиями: мотивы притчи о блудном сыне, намеки на чрево кита, папа-плотник ну и так далее, то у Толстого аллюзии театрально-литературные. Тот же Карабас - карикатура на Мейерхольда. Пьеро - видимо, на Блока. И награду в конце каждый получает свою: Пиноккио становится человеком, Буратино - артистом, играющим в театре, куда нет хода всяким Дуремарам и Карабасам, а это можно делать и будучи деревянной куклой.
Но если Лагина обвиняли в общем-то несправедливо и огульно, то к Волкову и Толстому претензии можно предъявить несколько более серьезные. Таки да, частично позаимствовали сюжеты зарубежных аналогов, тут не поспоришь, однако насчет второго обвинения - обвинения в хреновом качестве отечественных опусов - можно кой-чего возразить, хотя это и будет по большей части сугубое ИМХО
Начну я, пожалуй, издалека и с личных впечатлений. Читать я начала довольно рано, и со столпами детской литературы типа "Волшебника Изумрудного города" с сиквелами и "Золотого ключика" ознакомилась годам к семи-восьми. Мне о ту пору упомянутые тексты, надо сказать, шибко нравились. С зарубежными вариантами я ознакомилась тоже в детском еще возрасте, но позже - лет в одиннадцать или двенадцать, и они на меня произвели довольно унылое впечатление. Может, свою роль тут сыграло то, что сначала я прочитала отечественные вариации на тему - не знаю - но сказки Баума показались мне невнятным нагромождением не пойми чего, а "Пиноккио" - историей о пацане-садисте, которую лучше не читать на ночь. Надо сказать, что, сравнивая труды Баума и Волкова, я буду говорить исключительно о "сиквелах": самое первое произведение в серии у обоих одинаково за исключением незначительных деталей, и в данном случае правомерно действительно говорить о пересказе оригинального текста Волковым, а вот с остальными ситуация куда более интересная. В детстве меня главным образом подкупало то, что у Волкова все логично и понятно: понятна география мира и его законы, понятны мотивы героев, понятны их цели, даже злодеи ведут себя довольно адекватно и откровенной крезанутостью не страдают. А вот у Баума все немного не так. Начнем с того, что карту его мира хрен нарисуешь: куча всяких государств, которые возникают в одной книге, чтобы пропасть в следующей, куча всяких мест, через которые герои чешут к Изумрудному городу, где их ожидает грандиозная гулянка, описание которой занимает страниц этак тридцать, и при этом автор не потрудился свести все это в единую и непротиворечивую систему. Сюжетные выверты в поздних книгах тоже удивляют: поиск подарка на день рождения Озме (она на самом деле несчастный мальчик Тип, которому тащем-то насильственно сделали операцию по смене пола) как двигатель сюжета в "Волшебстве страны Оз", путь Дороти хз куда (сначала она вроде как заблудилась, а потом, оказывается, подалась на день рождения к Озме) в компании Лохматого, тормозного перца по имени Серебряная Пуговка и Многоцветки с радуги, в течение которого происходит много разных интересных событий: спутникам Дороти приставляют головы разных животных взамен их собственных, они встречаются с человеком-органом и чуваками с приставными головами (да, у Баума пунктик насчет голов) в "Путешествии в страну Оз" ну и так далее. Как по мне, так противостояние арзаков с менвитами или борьба пожавших плоды цивилизации марранов с жителями Изумрудного города и сопредельных стран выглядят понятнее и логичнее. Антагонисты у Баума мне в детстве тоже казались странными: принцесса Лангвидер с дофига голов (и тут головы), желавшая добавить голову Дороти в свою коллекцию, гномег, превращавший положительных героев одного за другим в неодушевленные предметы, феминистка всея страны Оз Джинджер ну и тому подобные субъекты, тысячи их. От всей этой компании, ИМХО, веяло легким духом неадеквата и маниакально-депрессивного психоза. У Волкова все было куда проще, видимо, по сей причине в детстве его творения мне нравились больше оригинальных американских.
"Пиноккио" мне тоже нравился куда меньше "Золотого ключика". Наверное, даже так: Пиноккио мне нравился куда меньше Буратино, потому что Пиноккио мне казался довольно недобрым маленьким хреном, и действия, которые он совершал, Буратино и в страшном сне не могли присниться (ну там, например, убиение Сверчка, произведение травматической ампуатции лапы Коту, офигачивание какого-то пацана книжкой, по-моему, по голове так, что пацан чуть не помер), а в финале Пиноккио из злобного маленького хрена превращался в унылого маленького хрена. Упомянутая метаморфоза, кстати, является одним из принципиальных аргументов нелюбителей отечественных пересказов: дескать, Пиноккио растет над собой, и из деревянной куклы превращается в сознательного человека, а Буратино как был поленом, так и остался, потому что он продукт тоталитарной культуры.
В одиннадцатилетнем возрасте жестокие поступки Пиноккио, запутанный сюжет, полный христианских аллюзий, и растворенная в тексте лошадиная доза морали меня, понятно, отпугивали, Буратино был ближе и понятнее, и книжка Коллоди о ту пору была мною воспринята уж чересчур плохо, как абсолютное УГ, которым она, понятно, ни разу не являлась. Цель, которую ставил перед собой Коллоди, в общем-то была ясна: история о Пиноккио - это история становления человека; пока он совершает ошибки, делает злые дела, расстраивает родителей, врет - он не человек, а так, деревяшка, а вот когда он от всех этих пороков избавится - тогда только и получит право причислять себя к людям. У Толстого всей этой морали в принципе нет: Буратино изначально не зол и не испорчен, его ошибки не непростительны, его шалости в целом безобидны, и борется он не за то, чтобы стать человеком, а за свободу самовыражения. У Коллоди аналог Карабаса-Барабаса - Манджафоко - фигура проходная, у Толстого он превращается в главного антагониста, потому что как раз он свободу творчества вместе с самовыражением и ограничивает. Если текст Коллоди перенасыщен библейскими аллюзиями: мотивы притчи о блудном сыне, намеки на чрево кита, папа-плотник ну и так далее, то у Толстого аллюзии театрально-литературные. Тот же Карабас - карикатура на Мейерхольда. Пьеро - видимо, на Блока. И награду в конце каждый получает свою: Пиноккио становится человеком, Буратино - артистом, играющим в театре, куда нет хода всяким Дуремарам и Карабасам, а это можно делать и будучи деревянной куклой.